Родом из деревни Вотолино Демянского района, Ваня Грачёв в 1941 году мальчишкой был угнан в немецкое рабство вне Германии. Вернулся он на свою малую родину спустя два с половиной года. Тем, что пришлось ему пережить вместе со многими другими взятыми в плен деревенскими жителями, Иван Иванович поделился в нашей с ним беседе. При этом он не мог не разволноваться — понятное дело: голодные пленники лагерей, колючая проволока, бараки и теперь перед его глазами.
— Летом сорок первого года, — рассказывает он, — я и мой брат Володя находились в деревне у бабушки с дедушкой. Каждый год на летние месяцы родители отправляли нас сюда из большого города, чтобы мы набирались сил, купались, загорали и резвились вместе с деревенскими детьми на свежем воздухе. Мы ещё не ходили в школу. К сожалению, а может быть, и к лучшему, когда началась война, папа с мамой не смогли нас забрать в Ленинград, где работал отец, тоже уроженец Вотолина, потому что наша деревня вскоре оказалась оккупированной врагом.
Немецкое начальство интересовало, оставались ли среди населения коммунисты, семьи, связанные с коммунистами. Поэтому допрашивали деревенских людей, кто есть кто, не состоит ли в партии, не хранит ли в своём доме партийную литературу. Моего деда тоже водили на допрос, потому что
По деревне поползли слухи, что всех, кто хоть
Привезли в Демянск затемно. Поселили в кирпичной бане, это был так называемый приёмный пункт. Там уже находилось человек семьдесят — такой же простой люд, как и мы, не топлено, холодно. Вижу, среди пленников есть и цыгане, которых немцы, как и евреев, не считали за нацию и расценивали как мусор в этом мире. Цыгане, в отличие от нас, русских, приунывших, не были так удручены, они даже пели и выказывали присущий им весёлый нрав. Прямо здесь же, в здании бани, они развели костёр, и все пленники грелись возле него всю ночь. Есть абсолютно нечего, а уже очень хотелось.
На следующий день повели нас
В бараке дощатые нары, и ни куска материи на них. Спали на голых досках, вместо подушек — просто деревянные подголовники. В туалет ходили в выгребную яму, вырытую в углу. Голод донимал уже
Потом часть узников посадили в бортовые машины, которых, наверное, было около десяти, и повезли, как потом выяснилось, в уже тоже оккупированную к тому времени врагом Старую Руссу. При этом, чтобы перебросить туда часть своей живой силы, солдат и офицеров, технику и вооружение, немцам нужно было миновать узкий участок, находившийся под обстрелом наших воинов и получивший у военных историков название «Рамушевский коридор». Поэтому немцы вынуждены были прикрываться именно нами, узниками. Так машины с пленными шли в одной колонне с машинами военных. И вот тогда под обстрелом немецкой колонны, прикрывающейся нами, часть наших людей погибла. Страшно было.
В Старой Руссе разместили нас в местной тюрьме, большой, сложенной из кирпича. И здесь снова холодно, не топлено. Принесли хлеба. Он ржаной, замороженный. Мы его рубили топором и грызли. Воду, правда, давали, но условия ещё хуже, чем в демянском лагере. Малые ребятишки на руках у матерей. Дети — те, что постарше — ещё немного играли, бегали. А у взрослых явно угнетённый дух, они говорили шёпотом, на лицах печаль, в теле дрожь и слабость. Думали: смерть близка, её не избежать, только зачем возят из конца в конец, непонятно. И тут в этих жутких условиях мы прожили
Двери задвинули, и поезд тронулся. Куда везут, не знаем. По дороге пьём растаявший в ведре снег. Страшно — рядом нет взрослых, нет дедушки. На одной из станций, где состав остановился и стоял дольше обычного, за дверями услышали его голос: «Ваня, Володя, вы как, не замёрзли? Зарывайтесь в солому, друг к дружке прижимайтесь, чтобы согреться». Мы заплакали, услышав его.
Потом снова едем — вечер, всю ночь. Утром проснулись от толчка — остановились. Слышим, полицейские (это, значит, наши русские, пошедшие на службу к немцам, отребье, короче говоря), сопровождающие нас, пленных, бегают вдоль вагонов, кричат, матюгаются со страшной силой. Что такое случилось, непонятно?! Оказалось, что нацисты решили избавиться от стариков и больных и отравили их кофе, который те с жадностью пили. Старики и больные стали балластом, вот фашисты и придумали избавиться от них. Дед и бабушка наши и баба Акулина чудом остались живы: люди они были скромные, и отравленного кофе им просто не досталось. В итоге два вагона с мертвецами были отцеплены, и поезд пошёл дальше. С этого времени наш с Володей путь разошёлся с путём наших родных.
Привезли в Красные Струги. Поселили в здании школы, огороженном колючей проволокой — и здесь, значит, лагерь немцами сделан. Покормили опять
Пришла симпатичная женщина, говорит на немецком и русском языках. Как оказалось, врач. Принесла целую корзину конфет, раздала всем детям поровну. Потом сделала врачебный осмотр, больных и сильно ослабленных собрала в отдельную группу. Потом всех ребятишек остригли наголо, обмазали
Врач ежедневно осматривала нас, давала конфеты. Делала уколы, очень болезненные. Кормили лучше. Так было несколько недель. Стали мы веселее. Ага, значит, теперь не убьют нас, будем живы!
А потом у нас, ребятишек, начали брать кровь. Мы сначала и не понимали этого, что мы подневольные доноры и кровь наша идёт в немецкий лазарет, где она была необходима тяжелораненым немецким солдатам и офицерам. Брали у нас кровь и после каждого забора выдавали по плитке шоколада. Ну, мы радостные, конечно, ещё бы, шоколад дают.
Затем повезли нас в Эстонию, снова на поезде. Жили мы в старом здании, построенном из серого полевого камня, типичном для тех краёв строении. И там тоже брали у нас нашу кровушку и давали шоколадки.
После этого отправили узников в оккупированную Финляндию, где мы в неплохих, в общем, условиях прожили около года. А потом снова привезли в Красные Струги. Опять брали из нас кровь, но уже больше, чем прежде: ведь положение гитлеровцев на фронте усложнялось. Дети начали умирать от этого. К счастью,
Как потом нашёл нас с Володей наш дед в той деревне, я не знаю, но это был день нашего ликования. Когда восстановили железную дорогу, вернулись мы в Вотолино в Демянский район. Увидели, какие раны нанесла ему эта война — ведь линия фронта проходила поблизости от деревни. Дедушкин дом был частично разрушен. В военные годы на фронте погибла не одна сотня мужчин из нашей деревни, из воевавших вернулись всего лишь четверо, да и те стали калеками.
Война давала о себе знать и после. Люди гибли на заминированных отступавшими немцами полях, в основном это были пахавшие землю трактористы.
У меня цепкая память, особенно хорошо запомнилось начало сороковых годов. Дети военной поры… Сколько им пришлось вынести, сколько легло на их неокрепшие плечи! Я и мои ровесники были лишены той искренней радости детства, счастливой поры в жизни человека в мирное время.
Вот такую историю рассказал мне Иван Иванович.
Д. Тарасов
Фото автора