Первый военный 1941 год застал семью Даниловых на её малой родине. В этом краю на Новгородчине в деревне Хилино в прошлом Неболчского, а теперь Любытинского района родилась женщина, поведавшая недавно историю (к сожалению, почти без подробностей) о своём политически репрессированном отце Николае Даниловиче — жительница Валдая Нина Николаевна Петрова, в девичестве Данилова.
Теперь вызывает искреннее сочувствие тот факт, что целых полвека родственники Николая Даниловича, его жена и дети оставались в полном неведении, где он, что с ним и как сложилась его судьба. Более того: это остаётся тайной и теперь, спустя многие-многие годы после того, как его реабилитировали.
Отца она помнит очень-очень смутно. Знает, что работал он, как и её матушка, в колхозе, был конюхом, любил трудиться, но одна рука у него была неполноценная, из-за этого «его поначалу и не забрали на войну, как многих». Когда его всё же призвали весной сорок второго года, «когда немец попёр», на смену трудной жизни в семье пришла ещё более тяжёлая. Женщина вспоминает, как «папенька объезживал лошадей, исправно работал в конюшне, а дома подшивал дратвой валенки, брился „опаской“ и точил её о ремень».
Теперь моя недавняя собеседница может только представить, как уходил на войну, а затем в никуда её отец, как в последний раз закрылась за ним дверь в их простом деревенском доме — слишком мала она была в то время и не придавала значения тому, куда подевался её батюшка. Переносясь мыслями в прошлое, она говорит, что Акулина Андреевна, её мама, очень-очень переживала уход мужа на фронт, и в основном потому, что осталась она одна с шестью маленькими детьми: ведь ни один из них не был совершеннолетним, и было ей тогда тридцать четыре года. К тому же она была беременна, и последний, седьмой ребёнок должен был родиться через несколько месяцев. А дети, один другого меньше, тогда ещё не понимали всей драмы разлуки отца с матерью и вопросов по этому поводу не задавали. К тому же «им не дозволялось совать нос в дела взрослых», и у родителей было заведено посвящать их лишь в некоторые вещи — и то когда они подрастали. А здесь ситуация была такая, что Акулина Андреевна и сама-то совершенно ничего не знала: ведь муж ушёл, словно в воду канул. Что же она в таком случае могла сообщить детям? Единственное — то, что сказал ей Николай Данилович перед расставанием: «Если родится сын — назови Ванюшкой, а если будет дочка, то дай ей имя Манюшка». Кстати, Мария Николаевна жива и сейчас живёт в Киришах.
Перед войной семья репрессированного жила скромно, держала небольшое хозяйство. Была у наших колхозников корова по кличке Красоня, и выращивали они картошку, благодаря которой дети выжили в военное время, когда не было хлеба. Обыкновенная картошка — вот что спасло деревню, большие деревенские семьи: ведь тогда многодетность была нормой. У семьи, пока оставался в ней её глава, существовали и кое-какие запасы зерна. Но с одеждой и обувкой было очень трудно, носили обноски.
Моя собеседница помнит, как в войну, помогая матери, качала самодельную плетёную из лучины, скорее всего сделанную её отцом люльку с младшей сестрой. Как долгими вечерами, сгрудившись у печки при тусклом свете устройства наподобие керосиновой лампы, детвора учила уроки. Военные годы тянулись, казались долгими, нескончаемыми. Вестей с фронта не было. А потом всё же пришла в этот дом одна весть из сельсовета — с одной стороны, радующая, а с другой стороны, встревожившая. Суть в том, что «Николая Даниловича в числе убитых и раненых нет, а пособие на детей велено задержать». Тогда Акулина Андреевна в предчувствии, в догадках, что что-то не так, что муж, возможно, в чём-то провинился, сильно плакала и всё говорила: «Наверное, уснул на посту, наверное, уснул». Почему она так решила, можно было догадаться: устававший после рабочего дня, после всех крестьянских дел вечером он нередко засыпал, сидя за столом в кухне.
В 1992 году жителю Валдая Алексею Николаевичу, брату Нины Николаевны, принесли на дом известие, которое буквально потрясло его самого и его тогда ещё многочисленных родных. Н. Н. Петрова говорит, что брат в своё время писал куда-то с целью узнать об отце, может быть, в какой-то газете прочитал статью о реабилитации с указанием адреса, куда можно обращаться. И вот пришла эта официальная бумага, гласящая, что Николай Данилович реабилитирован. Это было как гром среди ясного неба спустя полвека забвения и отсутствия всякой, даже малейшей информации. Теперь понятно, что эти полстолетия за отсутствием переписки и всяких весточек «оттуда» просто скрыли подробности, и судьба пусть даже оправданного человека осталась неизвестной.
О себе и своём муже Владимире Семёновиче Нина Николаевна сказала, что теперь они «слабые телом, но по-прежнему сильные духом», что она, "будучи верующим человеком, в душе простила тех, кто был у руля беспощадного политического режима, кто исполнял приказы сверху: допрашивал, мучил, расстреливал. И сегодня на лице этой светлой женщины можно видеть улыбку человека с чистой душой, не обижающегося и не держащего зла на горькое прошлое, которое иногда разрежали небольшие радости.
Родных Владимира Семёновича, мужа Нины Николаевны, репрессии, к счастью, не коснулись. Они, за исключением его отца, который был призван в армию в 1943 году и воевал на Ленинградском фронте, защищал Ленинград, были эвакуированы в Ивановскую область и вернулись на Новгородчину сразу после окончания войны.
Д. Тарасов
На снимке: Нина Николаевна и Владимир Семёнович Петровы.
Фото автора
