[Хойти-Тойти jr.]

Дмитрий Веденяпин

Мои друзья похожи на солдат.
Но только не на тех молодцеватых,
Подтянутых, немного хамоватых
Весельчаков, чей разудалый мат
Так бесподобно меток и богат,

А на таких, которые глядят
Растерянно и чуть подслеповато,
Пилотка им обычно маловата,
Штаны на них, как правило, висят.

На фронте, поднимаясь по приказу
В свой первый бой, они весьма жалки.
Как правило, их убивают сразу,
Чтоб после у подвёрнутой руки
Наткнулись — так поэт находит фразу —
На чудом уцелевшие очки.

[Владиир]

[Azs]

[Azs]

…Время шло. И первый отпуск
Гиппо вскоре получил.
Взял он в руки школьный глобус
и все страны изучил.

Осмотрел Восток и Запад,
мёрзлый Север, жаркий Юг,
буйных трав представил запах
и дыханье снежных вьюг.

Вспомнил отчее болото,
крик мартышек в синей мгле.
«Нет, – решил он, – неохота
колесить по всей земле».

И, порывшись, как в шкатулке,
в ёмкой памяти своей,
вспомнил он, как на прогулке
в Сандуновском переулке
он в один из прошлых дней

познакомился, гуляя,
с председателем одной
агрофирмы на Валдае,
и его к себе домой

звал тот в гости, расставаясь.
Говорил: «Да там у нас –
лес такой, что всем на зависть,
баня, озеро и квас –
просто самый высший класс!

Там такой сладчайший воздух,
что его всё пьёшь и пьёшь.
Ты такой целебный отдых –
в целом мире не найдёшь!

Приезжай! Увидишь глыбы,
что ледник принёс во льдах…»

…И, припомнив это, Гиппо
молвил: «Еду на Валдай!»

Завернув в пакет бумажный
сто горячих пирожков,
Гиппо сел в вагон багажный
и, как мэр Москвы Лужков –

помахал Москве фуражкой,
а потом присел в углу,
молока попил из фляжки
и – состав поплыл во мглу.

Чтоб в пути не ведать скуки,
Гиппо вынул пирожки…
За стеной роились звуки,
плыли в окнах огоньки,

поезд мчался, что есть мочи,
сам себе крича: «Наддай!..» –
и среди апрельской ночи
встал на станции «Валдай».

На платформе Гиппо ждали
председатель и шофёр.
В темноте лежали дали,
в стороне урчал мотор.

У вокзала, под берёзкой,
припаркован был фургон.
Вот в него – по толстым доскам –
и взошёл тихонько он.

И потом – не так, чтоб споро –
он поехал через лес,
слыша, как скрипят рессоры,
ощущая Гиппо вес.

Час спустя, машина встала.
Дверь открылась. Он сошёл…
Над землёй – уже светало.
Быстро таял ночи шёлк.

Перед ним, ещё в тумане,
чудо-озеро легло.
У воды – темнели бани,
гладь блестела, как стекло.

Вдалеке – как войско, строго –
леса высилась гряда.
И почти что у порога
тёмных бань – была вода…

«Нынче снег обильно таял,
так бывает иногда,
вот и уровень Валдая
поднят выше, чем всегда, –

председатель излагает,
Гиппо улицей ведя. –
Впрочем, нас то – не пугает.
Лишь бы не было дождя!..»

И помчались дни, сгорая,
как дрова в большом костре.
В председательском сарае
Гиппо спал, как на ковре,

на душистом мягком сене,
вкусный борщ из таза ел
и, гуляя по деревне,
на окрестности глазел.

Как-то раз его в коровник
председатель пригласил.
И, введя в сарай огромный,
во всю мощь провозгласил:

«Вот, бурёночки, вам всем бы
стать фигурою – как он.
Ешьте втрое больше сена,
поправляйтесь до трёх тонн!

Зимы здесь у нас суровы,
но в кормах нехватки нет.
Будь вы все – гиппокоровы,
хватит сена обед!..»

И в свинарник как-то тоже
был он позван, где потом
свиноматкам толстокожим
был в пример поставлен он.

Но в другие дни, гуляя,
он бродил из края в край
вдоль по берегу Валдая,
а потом к себе в сарай

возвращался к ночи ближе
и, из таза съев борща,
долго слушал, как на крыше
мыши, бегая пищат.

Иногда и днём он тоже,
утомившись, есть-гулять,
на своём пахучем ложе
оставался отдыхать.

После сытного обеда
хорошо лежать в тиши
да внимать сквозь сон, как где-то
ветерок травой шуршит…

Но однажды он проснулся
от того, что дождь идёт –
так идёт, словно прогнулся
над Валдаем небосвод.

Разлепив спросонья веки,
он шагнул во двор скорей –
а вокруг бушуют реки,
плещет море у дверей.

И внезапно, как от боли,
кто-то крикнул у двора:
«Там остались дети в школе!
Их спасать давно пора!..»

И в уме, как на картине,
Гиппо тут же увидал –
школа-то стоит в низине!
А вокруг – девятый вал!

Их ведь смоет этот дождик!
Вон он – всё с водой смешал…
И, рванув, как внедорожник,
Гиппо к школе побежал.

Вот и школа… В брызг тумане –
только крыша над водой,
словно остров в океане,
окружённый злой бедой.

По волнам несутся книжки,
воды тёмные бурлят.
А на крыше – ребятишки,
как воробышки, сидят

Кто-то вдруг, срывая глотку,
закричал, чтоб всем дошло:
«Лодку! Надо срочно лодку!..»
Но все лодки – унесло.

И, как тяжкое мычанье,
горький стон исторг народ…
И тогда, прервав молчанье,
Гиппо выступил вперёд:

«Эта крыша для ночлега –
детям вовсе ни к чему.
Вон в кустах стоит телега –
вяжем к телу моему!

Ставим мне её на спину
и верёвкой – к животу!
Я сто раз нырял в трясину,
знать, и тут не подведу…»

И с привязанной телегой
Гиппо бросился в поток –
и, скользя в волнах тюленем,
быстро воду пересёк.

Где поток бурлил потише,
плавно к школе выгреб он
и дрожащих ребятишек
принял с крыши в свой «салон».

Взял за раз он душ пятнадцать –
так сказать, один лишь класс,
потому пришлось мотаться
за детьми ещё пять раз.

Пятый раз на берег выйдя
с детворою на спине,
оглянувшись, он увидел
только книжки на волне.

Крыша школы напрочь скрылась
в тёмных водах глубины,
но сбылась Господня милость –
дети были спасены!

Все детишек обнимали,
не тая счастливых слёз,
и в восторге целовали
Гиппо прямо в мокрый нос…

А когда вода опала
и подсохла всюду грязь,
люди что-то вроде бала
закатили, веселясь.

И, со всеми отмечая
день спасения детей,
три ведра крутого чая
Гиппо выпил без затей.

Но пришла пора прощаться,
утром Гиппо – уезжал.
И опять он всем на счастье
круглой кепкою махал.

В серых мхах лежали глыбы,
зрел малины урожай.
А вослед летело: «Гиппо!
Милый Гиппо – приезжай!..»

[Кирилл]

Шифт лень нажимать?

[Хойти-Тойти jr.]

Владиир:
Оптимизму особо неоткуда взяться. А если серьёзно, мне очень эти стихи понравились, особенно множественностью смысла, практически в каждой строке.
Ладно, в следующий раз специально для тебя что-нибудь весёленькое найду.

Azs:
С цитированием поаккуратней. Это всё-таки не "Хойти-Тойти jr. писал(а)", а Городницкий. Но я рада, что вам понравилось. Ну, вот вам ещё:

Андрей Жигалин "УЧЕНИЕ ТРАВЫ"

Просто это ночная роса.
Просто это чудес голоса.
Это просто учение звезд:
этот мир бесконечен и прост.

Для того, кто себя превозмог,
равноценны кузнечик и Бог.
Просто, если живешь не спеша -
успевает проснуться душа.

[Azs]

[Кирилл]

Чо строчки с прописной?

[Azs]

[Владиир]

[Кирилл]

[Хойти-Тойти jr.]

Владиир:
То есть ещё и коротенькое? Держи.

Елена Саран:
Всё нормально, всё в порядке:
Огуречики на грядке,
Солнце в небе, сыч в дупле,
Привиденье на метле.
Муж гуляет, сын растёт,
Бочка по морю плывёт.
Что вам надо? Шоколада?
Аллергия заклюёт.

Евгений Бунимович:
Не нас в "Континентале" ждут путаны,
командировочные - в ГУМе у фонтана,
дружинники - у входа в гастроном,
мамаши - у вольера со слоном...
МИНЗДРАВ СССР ПРЕДУПРЕЖДАЕТ:
Всё миновалось, молодость прошла...
Так что нас ждёт и что нас ожидает?
Я думаю - великие дела.

Владимир Друк "Эпитафия"
Я новый мир хотел построить,
Да больше нечего ломать.

[SAVVAty]

Н. Рубцов

В минуты музыки печальной...

В минуты музыки печальной
Я представляю желтый плес,
И голос женщины прощальный,
И шум порывистых берез,

И первый снег под небом серым
Среди погаснувших полей,
И путь без солнца, путь без веры
Гонимых снегом журавлей...

Давно душа блуждать устала
В былой любви, в былом хмелю,
Давно понять пора настала,
Что слишком призраки люблю.

Но все равно в жилищах зыбких —
Попробуй их останови!—
Перекликаясь, плачут скрипки
О желтом плесе, о любви.

И все равно под небом низким
Я вижу явственно, до слез,
И желтый плес, и голос близкий,
И шум порывистых берез.

Как будто вечен час прощальный,
Как будто время ни при чем...
В минуты музыки печальной
Не говорите ни о чем.

И. Губерман
В кромешных ситуациях любых,
запутанных, тревожных и горячих,
спокойная уверенность слепых
кошмарнее растерянности зрячих.

[SAVVAty]

И. Губерман

Мой разум честно сердцу служит,
всегда шепча, что повезло,
что все могло намного хуже,
еще херовей быть могло.

[SAVVAty]

Н. Рубцов

Вредная,
неверная,
наверно.
Нервная, наверно... Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверно, и не ждешь!
За окном,
таинственны, как слухи,
Ходят тени, шорохи весны.
Но грозой и чем-то в этом духе
Все же веют сумерки и сны!
Будь что будет!
Если и узнаю,
Что не нравлюсь,— сунусь ли в петлю?
Я нередко землю проклинаю,
Проклиная, все-таки люблю!
Я надолго твой,
хоть и недолго
Почему-то так была близка
И нежна к моей руке с наколкой
Та, с кольцом,
прохладная рука.
Вредная,
неверная,
наверно.
Нервная, наверно... Ну и что ж?
Мне не жаль,
Но жаль неимоверно,
Что меня, наверное, не ждешь!

[Azs]

Вот, оцените, накропал сегодня от скуки:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

[SAVVAty]

Борис Пастернак

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

[SAVVAty]

[Azs]

Моё безусловно самое любимое:

Остановите время. Отрежьте телефон.
Заткните пианино и старый патефон.
Пусть помолчит собака над костью мозговой.
Несите гроб на улицу по серой мостовой.
Пускай напишет самолет разборчивый плакат
„Он умер, умер, умер“ на белых облаках.
Раздайте полицейским перчатки черный креп
И ленточки на шею красоткам юных лет.
Он был мой Север и Восток, и Запад мой, и Юг,
Рабочая неделя и праздничный досуг,
И полдень мой, и полночь; и воздух, и вода…
Я думала, что мы вдвоем навеки, навсегда.
Вылейте море, выметите лес.
Погасите звезды на заднике небес.
Разберите солнце. Упакуйте луну.
Все это не нужно. Больше ни к чему.

Уистон Хью Оден

[SAVVAty]

Выхожу один я на дорогу
В старомодном ветхом шушуне,
Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
Впрочем, речь пойдет не обо мне.

На другом конце родного края,
Где по сопкам прыгают сурки,
В эту ночь решили самураи
Перейти границу у реки.

Три ложноклассических японца —
Хокусай, Басё и Як-Цидрак
Сговорились до восхода солнца
Наших отметелить только так.

Хорошо, что в юбочке из плюша,
Всем известна зренья остротой,
Вышла своевременно Катюша
На высокий на берег крутой.

И направив прямо в сумрак ночи
Тысячу биноклей на оси,
Рявкнула Катюша, что есть мочи:
— Ну-ка брысь отседа, иваси!

И вдогон добавила весомо
Слово, что не сходу вставишь в стих,
Это слово каждому знакомо,
С ним везде находим мы родных.

Я другой страны такой не знаю,
Где оно так распространено.
И упали наземь самураи,
На груди рванувши кимоно.

Поделом поганым самураям,
Не дождется их япона мать.
Вот как мы, примерно, поступаем,
Если враг захочет нас сломать.