[SAVVAty]

[SAVVAty]

На Павелецкой-радиальной
Средь ионических колонн
Стоял мужчина идеальный
И пил тройной одеколон.

Он был заниженного роста,
С лицом, похожим на кремень.
Одет решительно и просто —
Трусы,
Галоши
И ремень.

В нем все значение имело,
Допрежь неведомое мне,
А где-то музыка гремела
И дети падали во сне.

А он стоял
Мужского рода
В своем единственном числе,
И непредвзятая свобода
Горела на его челе.

[Azs]

SAVVAty:
Так читайте два моих последних поста в этой теме, и поймете, кто автор.

[SAVVAty]

Лирическое

Сгущалась тьма над пунктом населенным,
В ночном саду коррупция цвела,
Я ждал тебя, как свойственно влюбленным,
А ты, ты, соответственно, не шла.

Я жаждал твоего коснуться тела,
Любовный жар сжигал меня дотла,
А ты прийти ко мне не захотела,
А ты, смотрите выше, все не шла.

Полночный сад был залит лунным светом,
Его залил собою лунный свет.
Сказать такое — нужно быть поэтом,
Так написать — способен лишь поэт.

Поэт, он кратким должен быть и точным,
Иначе не поэт он, а фуфло.
Короче, я сидел в саду полночном.
А ты, как чмо последнее, не шло.

[SAVVAty]

[leya]

В стихи Цветаевой влюблена давно и безнадежно.Самые любимые:
"Молитва"
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго:
-"Терпи, еще не кончен срок".
Ты сам мне подал -- слишком много!
Я жажду сразу -- всех дорог!

Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
И амазонкой мчаться в бой;

Гадать по звездам в черной башне,
Вести детей вперед, сквозь тень...
Чтоб был легендой -- день вчерашний,
Чтоб был безумьем -- каждый день!

Люблю и крест и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след...
Ты дал мне детство -- лучше сказки
И дай мне смерть -- в семнадцать лет!
***
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были - по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.

Но обеими - зажатыми -
Яростными - как могла! -
Старшую у тьмы выхватывая -
Младшей не уберегла.

Две руки - ласкать - разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки - и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.

Светлая - на шейке тоненькой -
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем непонято,
Что дитя мое в земле.

[SAVVAty]

[Хойти-Тойти jr.]

Ох, ничего себе, тут поэтическое состязание в Блуа! Есть что почитать! Добавлю и я - по сезону (и по последним фотосессиям на Бензиныче):

Маргарита Алигер

Осень только взялась за работу,
только вынула кисть и резец,
положила кой-где позолоту,
кое-где уронила багрец,
и замешкалась, будто решая,
приниматься ей этак иль так?
То отчается, краски мешая,
и в смущенье отступит на шаг...
То зайдётся от злости и в клочья
всё порвёт беспощадной рукой...
И внезапно, мучительной ночью,
обретёт величавый покой.
И тогда уж, собрав воедино
все усилья, раздумья, пути,
нарисует такую картину,
что не сможем мы глаз отвести.
И притихнем, смущаясь невольно:
что тут сделать и что тут сказать?
...А она всё собой недовольна:
Мол, не то получилось опять.
И сама уничтожит всё это,
Ветром сдует, дождями зальёт,
чтоб отмаяться зиму и лето
и сначала начать через год.

Пояснение специально для Кирилла: набирала "от руки", расстановка прописных и строчных букв в начале строк - как у автора.

[Кирилл]

Ах-ах. Пояснение принято.

[Хойти-Тойти jr.]

Совсем тему забросили. А зря.

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ

* * *
Когда слышишь скребущую наст лопату,
не может не вызывать уважения
даже слабое сопротивление дворника снегопаду,
голубиная кротость его служения.
И, поди, особое отношение
к снежным дюнам, впадинам и барашкам.
Скоро тут угрюмое население
заспешит к железкам своим, к бумажкам.

Вот и я, водицей согнав дремоту,
на холодном, тёмном ещё рассвете
принимаюсь за малооплачиваемую работу,
уподобясь дворнику дяде Пете.
И судьба моя станет однажды книжкой,
потрёпанной вследствие бурь жестоких,
с небольшой фонетическою одышкой,
соглашусь заранее — для немногих.
31.1.2005


НАД СТРОЧКОЙ ДРУГА
1.
Когда-то оглядкой
я брезговал, жил налегке
и тёмной лошадкой
был в том вороном табунке.
Как путнику пламень
в намоленном на вышине
гнезде далай-ламы,
так с улицы виделась мне
на кухне конфорки
с фиалковым отсветом дрожь,
где нынче задворки
срезает бульдозерный нож.

Всех матриц подкорки
с собой на погост не возьмёшь.

2.
В убогой глубинке
нас на лето стригли под ноль
ручною машинкой,
всегда причинявшею боль.
В седые морозы,
каких не бывает теперь,
мы вместо глюкозы
хлебали кисельную серь.
А в оттепель щепки
неслись по косицам-ручьям.
Ворсистые кепки
нам снились тогда по ночам.

И полые слепки
небес доставались грачам.

3.
За рык «пидарасы!»
зарвавшегося Хруща
ища поквитаться,
мы жили на ощупь, ища
и видя мерцанье
забрезжившей было строки —
всё на расстоянье
лишь вытянутой руки.
Но нет — не даётся.
И ненаречённое впрок
впредь не наречётся.
Лишь нежности тяжкий оброк

в груди остаётся
от так и не найденных строк.

4.
Мы ждали побудки,
как будто вокруг лагеря.
Мы брали попутки
за жабры в разгар декабря.
Когда ж в рукопашной
с божественным словом везло,
любой карандашный
огрызок — был наше стило.
Когда ж, может статься,
наступит нежданная вмиг
пора расставаться
и с рюмкой, и с полкою книг,

хочу попытаться
успеть заглянуть в черновик.

5.
Как долго мы плыли
по жизни, в волнах хоронясь.
Как крепко любили,
с подругой губами сходясь.
То лето пылило,
то рощи багрянились, но
на этот раз было
серебряным наше руно.
Совки, аргонавты,
мы свой завершаем поход
укором «не прав ты»
уставшему смахивать пот.

И были сипаты
бореи чухонских широт.

6.
Накинув на плечи
сырой всё ещё дождевик,
я впитывал птичий
с наплывами шума язык.
И хоть в черепушке
банк данных, который там был,
как в нищенской кружке,
пошёл почему-то в распыл,
ты тёплую руку
на голову мне положи,
худую докуку,
как порчу, снимая с души.

Ведь нашу поруку
никто не разнимет, скажи.

P.S.
Пусть время таскает и нас, стариков, за вихры,
но где-нибудь там, далеко — за распылом вселенной —
ещё берегутся и ландыши с поймы Пахры,
клонимые ветром в саду золотые шары
и чёрные флоксы, забытые нами в пельменной. *


____________
* вариация строки Александра Величанского (1940-1990)


КУБЛАНОВСКИЙ Юрий Михайлович родился в 1947 году в Рыбинске. Выпускник искусствоведческого факультета истфака МГУ. С 1982 по 1990 г. находился в политической эмиграции. Поэт, эссеист, критик и публицист. Лауреат литературной премии Александра Солженицына. Живёт в Переделкине.
Стихотворения взяты из публикации «Над строчкой друга» (9 стихотворений) в журнале «Новый мир», 2005, №6, с. 113-119.

[Алесса]

Эхо падения
Чем бы скрепить - есть ли что-то, хоть что-то, о, нет ли чего-то, здесь
неизвестного - может быть, бант, или брошь, или шнур, или булавка, веревка,
заколка ли... обруч ли, ключ... чем бы скрепить
Молодость, не отпускать ее, молодость, молодость, молодость... не допускать,
чтобы остался один, без нее бы остался один?
О эти складки, глубокие складки, еле нахмуришься или насупишься - где тот
утюг, или камень такой, чтобы в сумраке зеркала их утопить?
Как отмахнуться от грустных, от гнусных, неистовых вестниц - пока еще вестниц! -
печальных и вкрадчивых вестниц крадущейся старости - серых седин?
Нет тут такого, тут нет ничего - о! такого тут нет, надо честно признать,
Чтобы надолго - да что там, хотя бы на месяц, на час, но остаться, остаться таким же, как есть,
Делать - что делать, что можно поделать, что можешь ты сделать?
Ну что, кроме отчаянья, уразумеешь ты здесь:
Здесь и сейчас лишь начало, затем - ты не в силах уже по утрам забывать
Возраст, и возраста зло, и волос зазеркальную изморозь, и прозревать
Складки, морщины, пустое и блеклое, смерти страшнее, лицо, и листопад, и могилы, и черви, и вам не понять:
Это начало отчаянья, только начало, начало отчаянья... чаянья
О! лишь чего-то иного... Но нет ничего, нет никогда ничего,
Кроме начала отчаянья... чаянья... чаянья... чая,
Кроме отчаянья... чаянья... чаянья... я.

Джерард Мэнли Хопкинс

[Хойти-Тойти jr.]

Мария Хамзина (Миледи)
Я горстку слов швыряю в монитор и, о любви ничуть не размышляя, шнуровку на корсаже расслабляю – ну что, синьор, продолжим разговор? Моя «свеча» не вправе отказать, но я лукавлю, выбор предлагая, и, в кресле повольней располагаясь, предполагаю всё-таки начать.
Армагеддон, бесспорно, был вчера. Драконьи зубы политы обильно, и за спиною скалятся дебильно прошедшие впустую вечера. И в пене слов так просто утонуть, как в пене дней, – цитирую кого-то… И снова утром шлёпать на работу, и шлёпать рифмы, пива отхлебнуть, и кофе – до… А после – тишина… И против неба я стою одна.
Поток сознанья… Господи, за что?! Филолога не вытравить железом, безумно, безнадёжно, бесполезно – приставки «бес» тупое долото вгрызается в послушные слова – я в чём-то, несомненно, не права, но я рифмую – значит существую. Какая мысль! Спасибо! Аллилуйя! Жар алтаря впустую не пропал – мои слова впечатались в металл, и, завершая памятник себе, играю миру соло на трубе… на той трубе, что бледного коня обязана от века подгонять.
От скромности, увы, не умерев (какая жалость, скажете, должно быть), благодарю за истинность озноба, за то, что я, едва не заболев, per aspera потрёпанных страниц смогла уйти и, кажется, вернуться… Спасибо вам за право оглянуться и не увидеть полосы границ. Спасибо вам за горечь Рубежа, спасибо за осколки витража, за алтари, которые остыли…
Апокрифы непрожитых миров, апокрифы непройденных дорог, немного сказки, очень много были. Всё, исписалась. Рифмочки пищат, трещат и плачут гнёздышком мышат, все реверансы, кажется, на месте. Миледи снова канет в бытиё, оставив вам творение своё, и удалится в тихое поместье…
Ах да. Ещё. Целую горячо, прикрыв ладошкой левое плечо.

Примечание Хойти: Стихотворение Миледи посвящено писателю Генри Лайону Олди (Дмитрий Громов и Олег Ладыженский), в числе книг которого – романы «Армагеддон был вчера», «Рубеж», «Витражи патриархов» и другие, которые Миледи неявно цитирует.

[Хойти-Тойти jr.]

Илья Бестужев «ТОВАРИЩ СИЗИФ»

Вечер. Небо. И — звёзды... Замёрзшие тучи — скукожились,
Прометееву печень клюёт отмороженный гриф.
Из ледышек не сложишь свободу — проблемы лишь множатся.
Чем тебя поддержать, фронтовой мой товарищ Сизиф?..

Мы взрастали на догмах. Мы мнили ветра — непреложными.
Чай, не флюгер — выкручивать румбы. Поверьте — устал.
Ты скажи — чем выходит нам жажда достичь невозможного?
Чаще — боком. И сразу. Не так ли, товарищ Тантал?

В мире — много придурков, драконов и места для подвига
(Вместо неба — повис перевёрнутый черный пентакль).
Пусть народ хлещет пиво и режется в «крестики-нолики»,
Мы — в крестовый поход. Собирайтесь, товарищ Геракл.

...А народ — улюлюкает: дескать, «воняет конюшнями»,
Шьёт паскудную славу десанта на Плайя-Хирон.
Нет убийственней газа, чем серая хмарь равнодушия.
Наш кораблик готов? Adelante, товарищ Харон!

Только... Шарик — он круглый. К тому же — ещё и вращается.
Мы вернёмся на берег — и в том нам порукой прилив.
Вновь — сияет вершина. Шершавый булыжник под пальцами.
Вариант номер N... Приступаем, товарищ Сизиф?..

[Хойти-Тойти jr.]

Немножко отрывков из стихов Дмитрия Быкова (книга "Отчёт"):
* * *
Ей-богу, зло переносимо,
Как ураган или прибой,
Пока не хочет быть красиво —
Не упивается собой,
Взирая, как пылает Троя
Или Отечество; пока
Палач не зрит в себе героя,
А честно видит мясника.
Но пафос, выспренность, невинность,
Позор декора, срам тирад...
Любезный друг, я всё бы вынес,
Когда б не этот драмтеатр!
* * *
Так всегда. Не успеешь сказать ни хрена,
А уже растворился в толпе:
Наводненья, пожары, чума и война,
И не слышит никто, и т.п.
* * *
Ещё не раз мы врага превысим щедротами жертв своих.
Мы не зависим от пылких писем и сами не пишем их.
Греми, барабан, труба, реви! Противник, будь готов —
Идут штрафные роты любви, калеки её фронтов,
Любимцы рока — поскольку рок чутко хранит от бед
Всех, кому он однажды смог переломить хребет.
(«Война объявлена. 2. Army of lovers», 1999)
* * *
О Боже, когда назад, сожжённый, вернусь из ада, —
Мне будет повсюду ад! Мне будет уже не надо!
Мне надо теперь, сейчас: укрой меня, затаи!
Но я потеряю вас, несчастные вы мои.
* * *
Всякий раз, как пойдёт поворот к весне
От зимы постылой,
Кто-то милый думает обо мне
Со страшной силой.
* * *
…А нам нельзя верлибром — потому,
Что эмпиричны наши эмпиреи.
Неразбериху, хаос, кутерьму
Мы втискиваем в ямбы и хореи.
Последнее, что нам ещё дано
Иллюзией законченности чёткой, —
Размер и рифма. Забрано окно
Строфою — кристаллической решёткой.
Зарифмовать и распихать бардак
По клеткам ученических тетрадок —
Единственное средство кое-как
В порядок привести миропорядок
И прозревать восход (или исход)
В бездонной тьме языческой, в которой
Четверостишье держит небосвод
Последней нерасшатанной опорой.
* * *
Не стараясь объяснить
Смысла перемен,
Я вплетаюсь, словно нить,
В Божий гобелен.

В этот хор борьбы, стрельбы,
Горечи немой
По иронии судьбы
Вписан голос мой.

Все мы что-нибудь поём,
Не вникая в суть.
А о смысле нам потом
Скажет кто-нибудь.

[Azs]

[Хойти-Тойти jr.]

Azs:
У Быкова вообще чувство к слову необыкновенное. Я, пока книгу читала, чуть не померла от восторга и зависти.
Если не будешь ругаться, ещё одно стихотворение сюда влеплю, целиком...

БАЛЛАДА О КУСТАХ
Oh, I was this and I was that…
(Kipling, «Tomlinson»)

Пейзаж для песенки Лафоре: усадьба, заросший пруд
И двое влюблённых в самой поре, которые бродят тут.
Звучит лягушечье бре-ке-ке. Вокруг цветёт резеда.
Её рука у него в руке, что означает «да».
Они обдумывают побег. Влюблённость требует жертв.
Но есть ещё один человек, ломающий весь сюжет.
Им кажется, что они вдвоём. Они забывают страх.
Но есть ещё муж, который с ружьём сидит в ближайших кустах.
На самом деле эта деталь (точнее, сюжетный ход),
Сломав обычную пастораль, объёма ей придаёт.
Какое счастие без угроз, какой собор без химер,
Какой, простите прямой вопрос, без третьего адюльтер?
Какой романс без тревожных нот, без горечи на устах?
Всё это им обеспечил Тот, Который Сидит в Кустах.
Он вносит стройность, а не разлад в симфонию бытия
И мне по сердцу такой расклад. Пускай это буду я.
Теперь мне это даже милей. Воистину тот смешон,
Кто не попробовал всех ролей в драме для трёх персон.
Я сам в ответе за свой Эдем. Еже писах — писах.
Я уводил, я был уводим, теперь я сижу в кустах.
Все атрибуты ласкают глаз: двое, ружьё, кусты
И непривычно большой запас нравственной правоты.
К тому же автор, чей взгляд прямой я чувствую всё сильней,
Интересуется больше мной, нежели им и ей.
Я отвечаю за всё один. Я воплощаю рок.
Можно пойти растопить камин, можно спустить курок.
Их выбор сделан, расчислен путь, известна каждая пядь,
Я всё способен перечеркнуть — возможностей ровно пять.
Убить одну; одного; двоих (ты шлюха, он вертопрах);
А то, к восторгу врагов своих, покончить с собой в кустах.
А то и в воздух пальнуть шутя и двинуть своим путём:
Мол, будь здорова, резвись, дитя, в обнимку с другим дитём,
И сладко будет, идя домой, прислушаться налегке,
Как пруд взрывается за спиной испуганным бре-ке-ке.
Я сижу в кустах, моя грудь в крестах, моя голова в огне,
Всё, что автор плёл на пяти листах, довершать поручено мне.
Я сижу в кустах, полускрыт кустами, у автора на виду,
Я сижу в кустах и менять не стану свой шиповник на резеду,
Потому что всякой Господней твари полагается свой декор,
Потому что автор, забыв о паре, глядит на меня в упор.

[Henki Po]

Хойти-Тойти jr.:
Крутовано Чё скажешь.
Azs:
+ 100, тож порадовало.

[Хойти-Тойти jr.]

Henki Po:
Спасибо. Рада за Быкова

[Графоман]

*Давненько я не брал в руки шашек*

В другой теме

[Maria]

Я люблю его так
Сола Монова

Я люблю его так, как волчицы своих волчат,
Языком лобызая им морды, в норе просиженной.
Я люблю его так, как пугливые жители Чад
Бегать с тонким копьем за животными краснокнижными.

Я люблю его так, как бывалый рыбак свою сеть,
Починяя ее каждый вечер, ворочая скулами,
Я люблю его так, как приговоренные - смерть
В своей мягкой постели, а не на электрическом стуле.

Я люблю его так, как любит слепой растаман
Приближение к Джа, превращая прозренья в мелодии.
Я люблю его так, как меланхоличный туман -
Коренной англичанин, пять лет не бывавший на Родине.

Я люблю его так, как туристы горячий Восток,
Пожирая червей, в пятизвездном отеле за ужином.
Я люблю его так, как любит свой первый цветок
Запоздалая девственница, мечтающая о муже.

Я люблю его так, как сверканье короны - тиран,
Как принцессы - себя, как летящие деньги – нищие,
Я люблю его так, как седой мусульманин - Коран,
Как художник - холсты , как голодный - тарелку с пищею.

Я люблю его так, как свободная птица крыло,
Как глубины - моллюск, и как уж - свою узкую трещину,
Я люблю его так, как бездомные дети - тепло.
Я люблю его так, как простая земная женщина.